– Оп! И все! – орал ефрейтор, словно силовой жонглер манипулируя автоматом. – Оп! И готово! Это же просто!
Рино и двое других курсантов только удивленно переглядывались. Они повторяли движения инструктора, однако упорно делали одни и те же ошибки и набивали себя шишки и синяки.
– Оп! И все! – опять показывал ефрейтор и снова заставлял повторять упражнения.
Но теперь властвовал сержант Поджерс. Обругав всех ленивыми свиньями, он заставил курсантов прислушаться к тому, как распевает песню одно из подразделений полицейского спецназа, которые базировались здесь же.
– Слышите, как поют эти бравые парни? И уж поверьте мне, они не харкают кровью на марш-броске, на жалкой пробежке в двадцать километров!
Сержант, словно летучий голландец, прошествовал в туманной мгле и скомандовал:
– Доходяги – марш в санчасть! Остальные налево! Бегом – марш!
Подразделение умчалось в темноту, а больные отправились на процедуры.
– Там, наверное, никого еще нет, – высказал предположение один из увечных.
– Это точно, – поддержал его другой, – так рано встают только эти бандюги из спецназа да сержант Поджерс.
Каково же было удивление команды немощных, когда они увидели яркий свет в окнах санчасти. А в кабинетах их ожидали бодрые сотрудники, разогревавшие мощь своих машин, призванных гнать хвори и сращивать кости.
– Имя! – проорал широкоплечий фельдшер, когда Рино вошел в кабинет с надписью «Лазерная регенерация».
– Рино Лефлер, сэр!
– Ложитесь на кушетку, курсант! И не сметь мне орать, когда станет невыносимо больно!
Рино струхнул, но послушно лег на указанное место. Обещания этого детины в докторской шапочке показались ему не слишком преувеличенными.
Фельдшер наскоро просмотрел рентгеновские снимки, которые делали еще в заведении господина Смайли, а затем сказал:
– Вот дерьмо, это и вылечить-то нельзя...
Сердце Рино тревожно забилось. Как же так? Его собирались тут чему-то обучать, делать из него крутого штурмовика, а оказывается, он давно уже списан!
От таких мыслей тело Лефлера покрылось холодной испариной, а к горлу подступил комок. Рино было жаль себя. Становиться инвалидом в двадцать восемь лет было отвратительно и трагично.
– Но не будь я фельдшер Сидоренко, если я не сращу твои дряблые кости, ублюдок! – добавил фельдшер. Он подошел к стене, дернул за ручку рубильника, и в ту же минуту нависавшая над Рино огромная хромированная машина затряслась, завибрировала и с громким шипящим свистом вышла на режим.
– Закрой глаза! – предупредил фельдшер. – Эта хреновина вредна для зрения.
Лефлер поспешно сомкнул веки, а фельдшер взглянул в историю болезни и произнес:
– Так – колени, бедренный сустав... Поехали...
Спустя секунду Рино почувствовал, как его тело начинает разогреваться, словно в сауне, только это тепло шло не снаружи, а откуда-то изнутри. Во рту появился привкус меди, а в воздухе запахло озоном.
Эти ощущения держались минут пять. А затем фельдшер отключил страшный прибор и сказал:
– На первый раз хватит, а то, если передержать, никакой патологоанатом за тебя уже не возьмется.
Ободренный таким наставлением, Лефлер покинул кабинет, и оказавшись в коридоре, тотчас попал в руки следующего лекаря.
– После лазера нужна отмочка, – пояснил тот, увлекая распаренного пациента за собой.
Как выяснилось позже, под «отмочкой» подразумевался водный массаж. Струи в большой, наполненной соленой водой ванне были такими мощными, что порой Рино казалось, что вода пробьет его насквозь. Однако все обошлось, и после водных процедур Лефлера провели в кабинет настоящею массажа, уже знакомого ему по пребыванию в заведении Смайли.
Когда весь этот марафон наконец закончился, оказалось, что давно наступил день и пришло время обедать.
Прошла неделя, и Лефлер, а вместе с ним еще несколько выздоровевших приняли участие в первом небольшом кроссе. В этот раз сержант Поджерс не жаждал крови и просто смотрел, насколько окрепли его доходяги.
Погоняв курсантов совсем недолго, инструктор отпустил их на продолжение процедур и сказал, что после обеда будет стрелковая подготовка.
«Что ж, стрелковая так стрелковая», – подумал Рино, переводя дыхание после бега. Вопреки его опасениям, у него почти ничего не болело и не было прежнего ощущения, что он вот-вот развалится на масти.
Потом был обед. Обычный обед безо всяких премудростей, однако питаться здесь Рино очень нравилось. У себя дома – в Гринсгоуне, он все глотал на ходу и оттого частенько принимал таблетки от изжоги.
Эх, родной дом! Лефлер не часто вспоминал свою холостяцкую квартиру. Все больше работу и новую машину, на которой не успел накататься вдоволь. Теперь она стояла под окнами его квартиры, и мальчики царапали на ней гвоздями похабные слова.
После обеда выдалось несколько минут отдыха, и Рино зашел в беседку, где сидели курсанты из его подразделения. Они уже перезнакомились, однако Лефлер со всеми поддерживал ровные отношения, и особых приятелей у него еще не завелось.
Ослабив ремень, он присел на скамью. Здесь было тихо и прохладно. Слабый ветерок шевелил листья плюща, который обвивал беседку.
Из столовой вышли солдаты. Это были хозяева учебной базы – спецназовцы. Они игнорировали присланных на переподготовку новичков, всем своим видом показывая, что они куда как важнее и надежнее.
– Крепкие ребята, – негромко сказал Виннен, лейтенант полиции с Туссено.
Он служил в городе Вольфстриме, но Рино даже не знал, где это. Виннен говорил, что на другом материке – за океаном.