Судья Шерман - Страница 64

Между тем ящик стукнулся дном обо что-то твердое и замер.

Лефлер стал напряженно вслушиваться в голоса, ожидая узнать властные интонации есошников, но сделать это было невозможно: все нараставший гул стартующего шаттла не давал различить других звуков.

Между тем стенки стального ящика быстро охлаждались. Защищавшая при ходьбе тонкая куртка Рино теперь почти не грела, а теплую – подарок шерифов, он оставил в лимузине.

– Поехали к двадцать четвертому!... – крикнули снаружи, и Рино почувствовал, что тоже поехал.

Видимо, визит Ченсера откладывался, и Рино немного расслабился. Он почувствовал, что от волнения согрелся, и это прибавило ему оптимизма.

Наконец он куда-то приехал и остановился. Манипулятор снова подхватил ящик и после нескольких довольно чувствительных толчков установил его на новое место. Лязгнули люки, и воцарилась тишина.

Уже знакомый белый свет проник в отверстие в крышке.

Рино вздохнул. Эти перемещения окончательно его запутали. Наконец спустя короткое время дверь туалета открылась, и кто-то встал возле унитаза. Лефлер напрягся, ожидая горячей струи или чего похуже, но вместо этого услышал грохот поднимаемых половых панелей, а затем исчезла и крышка ящика.

Яркий свет ударил в глаза Лефлеру, но на всякий случай он вытянул руку с пистолетом, впрочем, не будучи уверен, что в кого-нибудь попадет.

– О, а меня не предупредили, что у вас оружие, – произнес человек в форме пилота. – Поосторожнее с ним, это опасная штука.

Пилот помог Рино выбраться из ящика, поскольку тот едва мог двигаться сам.

– Надеюсь, вы не отведете меня в другой сортир? – с трудом разгибая спину, спросил Лефлер.

– Нет, лейтенант, больше никаких сортиров, – пообещал пилот, и в подтверждение его слов по полу пробежала вибрация, а затем начал усиливаться шум двигательных установок.

Рино кивнул и, убрав пистолет, в сопровождении своего спасителя вышел в салон.

Сначала они прошли через пустующий ресторан, а затем оказались в длинном коридоре с рядами закрытых дверей купе. Проходившая мимо бортпроводница что-то сказала пилоту и улыбнулась Рино заговорщической улыбкой. Он улыбнулся в ответ, но немного запоздал, и улыбка пропала.

– Вот, – произнес пилот, открывая одну из дверей. – Это ваш люкс. Запритесь изнутри и не открывайте никому – только мне. Но я заранее извещу вас по интерфону. Это вон та коробочка на столе.

– Я знаю, – сказал Рино.

– Какие-нибудь пожелания, поток сознания, бред? – спросил пилот совершенно серьезно.

– Э-э-э... – протянул Рино, стараясь наиболее полно выразить словами мучившую его мысль. – Э-э, теперь я никогда не смогу спокойно ходить в сортир... Я всегда буду думать, что смогу облить какого-нибудь парня, который сидит там, – Рино указал пальцем в пол. – Там, вы понимаете меня?

– Я – да.

– Ну вот в общем-то и все.

– Тогда отдыхайте, сэр. Скоро мы выйдем в космос, и трясти перестанет.

– Да, конечно, – кивнул Лефлер, зашел в купе и плотно притворил за собой дверь, а затем запер ее на замок.

63

Сегодня у Эйдо была тяжелая ночная смена. Он стоял на упаковке, а эта работа считалась не самой простои. Каждые полтора часа подъезжал очередной фургон, в котором находилось до сорока пойманных архидоксов.

Как правило, к моменту доставки на упаковочный пункт они были полностью пластифицированы, а их одежда уже распадалась. Однако не в каждого из них заряд попадал достаточно точно, и некоторых приходилось доводить до кондиции в электронных пластификаторах.

Дальше все было просто. Эйдо, в специальных перчатках, перебрасывал их в форму и опускал сублиматор. Двадцать секунд – и обезвоженный архидокс укладывался в отдельный ящик. Иногда они попадались не очень крупные, и тогда Эйдо помещал их в ящик по два.

Дети архидоксов вообще входили по пять штук в одну тару, но всех их обязательно следовало изолировать друг от друга финитовой пленкой, которая не давала сублимату смерзаться.

Бывало, что попадались совсем старые и изношенные экземпляры. После действия пластификатора они превращались в груду тряпья, но Эйдо знал, что для первоначальной плазмы годилось и это.

Если привозили крепких молодых людей, а в особенности девушек, Эйдо радовался, словно ребенок. Как существо, обретшее свое личностное "я" на Туссено, Эйдо отчасти был настоящим человеком. Он даже желал женщин, однако не совсем по-настоящему. Он хотел их потенциально и искал близости с ними, однако сам процесс совокупления казался ему надуманным.

В половине второго ночи, когда Эйдо и человек пятьдесят других операторов заканчивали упаковку партии, прибывшей из Гринстоуна, пришел Гонатар.

– Пойди разомнись, я тебя подменю, – сказал он. – А то скоро пойдут грузовики с дальних городов.

Эйдо благодарно кивнул товарищу и, сбросив перчатки, вышел на свежий воздух.

Невыносимо хотелось курить, хотя Эйдо никогда не курил и даже не пробовал. Он знал, что это приводит к разжижению мозгов, а своим мозгом Эйдо весьма дорожил.

Вместо сигареты он достал сладкую палочку и медленно ее посасывал, глядя на спящую базу.

Даже ночью на ее территории продолжалась работа. По освещенным периметрам то там то тут ходили часовые. Ассенизаторская машина засовывала свой ненасытный хобот в засоренные магистрали; днем ей мешали погрузчики, курьерские джипы и тому подобное, а ночь всегда принадлежала ассенизаторам.

Эйдо надоело сосать палочку, и он сгрыз ее, затем посмотрел на небо и поразился тому, сколько на нем звезд. Эйдо хорошо знал пилотскую программу и сразу сориентировался, где находится его изначальный дом – историческая родина.