Судья Шерман - Страница 49

– Сами вы в шоке... Доктор Йорк, я могу ставить блокаду?

– Конечно, Земфира, ставьте.

– Я начну с лица.

– Начинайте, откуда считаете нужным, – согласился Йорк.

Рино внутренне напрягся. Сказать по правде, он боялся пиявок, а еще пауков и желтых жуков со странным названием «макинтош».

Он ожидал долгой и мучительной процедуры, но быстрые и почти нечувствительные уколы следовали один за другим, и лицо Рино покрывалось слоем слизистых животных, призванных избавить его от мучений.

– Земфира, это правда, что вы поете?

Это был Курт, и он мешал девушке делать ее работу.

– При виде вас, Курт, я петь не собираюсь. Я не люблю курильщиков – они отвратительны.

– Да что же плохого в курильщиках, Земфира? И потом, я тоже пою. Мои соседи, вы не поверите, дважды заявляли на меня в полицию.

Земфира хихикнула, и очередная пиявка, выпав из ее рук, шлепнулась Рино на живот, однако ее тут же подобрали и положили на нужное место.

Пока укладка происходила на груди, в области внутренних кровоизлияний и поломанных ребер, Рино сосредоточился на ощущениях своего многострадального лица.

Пиявки проникали своими стилетами все глубже, но с холодным покалыванием приходило и облегчение. Лефлер совершенно определенно чувствовал, как опадают его чудовищные отеки.

«Похоже, они действительно лечат меня», – подумал он. От мысли, что избиения больше не будут повторяться, Рино ощутил прилив оптимизма. Скорее всего, это была просто ошибка. Его с кем-то спутали. Хорошо, что не успели забить насмерть, – вот тогда был бы номер.

46

Лефлер даже не заметил, как он то ли потерял сознание, то ли просто крепко уснул.

Последним воспоминанием был разговор Земфиры и Курта. Видимо, доктор Йорк вышел на время, и Курт упрашивал девушку встретиться с ним, а та не говорила ни «да» ни «нет».

В конце концов, когда доктор Йорк вернулся, она дала свое согласие. Земфиры, они все такие – непостоянные.

Курт на радостях пообещал доктору Йорку бросить курить и всадил в вену Рино заряд концентрированной глюкозы. И все. Сон. Долгий сон.

А потом, когда Рино проснулся, в больших широких окнах без решеток была темнота, и, стало быть, он спал очень долго.

Висевший возле двери светильник едва выделял из кромешной тьмы шкафчик, еще одну пустую кровать, пару тапочек у входа и подводное ружье, висевшее на стене.

Словно выпавшая с полки книга, раскрывшаяся на случайной странице, отворилась дверь.

Лефлер вздрогнул, узнав вошедшего. Это был одни из тех парней, что с такой любовью и тщательностью отделяли его мясо от костей.

– Все нормально, Лефлер. Все уже в прошлом. Я пришел посмотреть, как ты себя чувствуешь.

– Какого хрена ты, сволочь! – воскликнул Рино и тут же удивился, что он может говорить, а при произнесении слов как-то странно посвистывает.

– С-сволочь... С-сволочь... С-сволочь... – несколько раз произнес Лефлер, и только потом до него дошло, что посвистывание происходит из-за заново вставленных зубов.

Рино провел шершавым языком по тому месту, где была брешь, и ощутил шлифованную поверхность изделий зубного техника. А дотронувшись до лица, отметил, что вздутия отсутствуют.

– Встать сможешь? – участливо спросил недавний истязатель.

– Да, – после минутной паузы сказал Лефлер. – А что все это значило? Тебя как вообще зовут?

– Спарки. Джон Спарки.

– Ох, Джон, за что же ты меня так отделал, а?

– Ничего личного, Рино. Это моя работы. Все тонкости тебе объяснит мистер Смайли.

– Опять этот Смайли, – вздохнул Лефлер, осторожно садясь в кровати. – Помнится, перед тем как собраться окончательно умереть, я слышал именно это имя – Смайли.

– Считай, что это была неудачная попытка.

– Легко вам говорить, сук-кины дети... А я – то всерьез все принял.

– Это и было всерьез, Рино.

– Ну спасибо, товарищ.

Лефлер осторожно опустил ноги на пол, затем дотронулся до своих ребер.

Спарки зажег свет, и Рино зажмурился. Затем приоткрыл глаза и посмотрел на свою грудную клетку. Сизых, малиновых и темно-синих разводов уже не было. Только слабая желтизна и красноватые точки в тех местах, куда Земфира ставила своих пиявок.

– Ну что? – не удержавшись, просил Спарки.

– Лепилы ваши на уровне, – вынужден был признать Рино.

На месте поломанных ребер красовалась металлическая заплатка. Через пару дней, когда ее снимут, все будет как прежде, это Рино уже знал. Такие пустяки, как поломанные ребра, не были для него новостью.

– Ну что, пойдем?

– Далеко?

– Да нет. Тут, по коридору.

– Тогда давай помогай, – распорядился Рино, понимая, что идти нужно. Уже одно то, что его так били, а потом так же старательно лечили, говорило о важности его пребывания здесь.

Спарки подошел ближе и, обняв Лефлера, словно брата, помог ему подняться.

Тот постоял немного на своих двоих и, поняв, что сможет идти сам, отстранил Спарки. Затем сделал шаг, другой и уверенно взялся за ручку двери.

47

Смайли сидел в глубоком кресле и, ни говоря ни слова, смотрел на Рино, сидевшего напротив.

Тот, в свою очередь, изучал человека, который еще несколько часов назад давал распоряжение о его убийстве. Не просто убийстве, а уничтожении. Это разные вещи.

Как человек, работавший в полиции не первый год, лейтенант Лефлер хорошо различал эти вещи. Например, урод Молотобоец подкарауливал несчастные жертвы, затем удушал их своей клешней, а напоследок наносил страшный разящий удар. Он сносил полумертвому человеку череп, но он убивал, а не уничтожал. А вот мистер Смайли давал приказ именно к уничтожению, а уничтожить – означало сломать каждую косточку и под страшной болью заставить отказаться от человеческого осознания, превратиться в пыль, в ничто, в немую мольбу и жажду смерти.